Отправлено: 12.07.07 20:07. Заголовок: Джордано Бруно

Загадки процесса Джордано Бруно
2.03.1994 16:00 | Ю.Л. Менцин/Вселенная и Мы


"Историк должен ясно ответить на вопрос: за что же,
в конце концов, сожгли Джордано Бруно?"
А.Ф.Лосев "Эстетика Возрождения"

"Не нужно нам других миров. Нам нужно зеркало.
Мы не знаем, что нам делать с иными мирами"
Ст.Лем "Солярис"


Осуждение и казнь Джордано Бруно - это не только трагедия, но и загадка: почему учение итальянского философа о бесконечности Вселенной и множественности обитаемых миров в ней показалось инквизиции столь опасным, что для его искоренения 17 февраля 1600 г. в Риме на площади Цветов был разведен костер? На этот вопрос теологи и философы, политики и историки по-разному отвечают уже не одну сотню лет, но, пожалуй, только сейчас, приступив к активным поискам каких-либо сигналов от внеземных цивилизаций, мы начинаем в полной мере осознавать, насколько глубоким был разрыв Бруно с привычными, земными представлениями и ценностями и насколько все-таки земными остались его гениальные прозрения.

В настоящей статье я попытаюсь показать, что важнейшие причины осуждения Бруно были обусловлены, с одной стороны, тем, что развивая учение о множественности миров, он пошел гораздо дальше своих предшественников и, в частности, сумел выявить антихристианский потенциал этой древней идеи. С другой стороны, Бруно оказался заложником собственных идей, не имея возможности ни отказаться от них совсем, ни продолжать их разработку (как Галилей после покаяния) в более приемлемой форме.

Непонятный приговор
В. С. Рожицын - автор фундаментального исследования процесса Бруно писал, что причины осуждения философа были достаточно непонятными даже для многих очевидцев казни, т.к. перед народом зачитали лишь приговор без обвинительного заключения. В тексте приговора отсутствовала важнейшая деталь - причины осуждения. Упоминалось только о восьми еретических положениях, давших основание объявить Бруно нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком. Но в чем конкретно состояли положения, повлекшие за собой осуждение, не разъяснялось [1, с. 366-370].

Юридическая неконкретность приговора породила в Риме слух, чо Бруно сожгли "за лютеранство", что было бы вопиющим нарушением достигнутого в 1598 г. соглашения о примирении между протестантами и католиками. Опровергая подобные слухи Каспар Шоппе - человек, близкий к папскому двору, - объяснял в письме к своему другу, что сожженный был не лютеранин, а воинствующий еретик, который учил в своих книгах таким чудовищным и бессмысленным вещам, как, например, то, что миры бесчисленны, что душа может переселяться из одного тела в другое и даже в другой мир, что магия - хорошая и дозволенная вещь, что дух святой - это душа мира и т.д. и т.п. Не раскаявшись в своих грехах, писал Шоппе, Бруно жалко погиб, отправившись, думаю я, в другие, измышленные им миры, рассказать, что делают римляне с людьми богохульными и нечестивыми [1, с. 369].

Каспар Шоппе, послание которого долгое время оставалось единственным письменным свидетельством о причинах сожжения Бруно, несомненно связывал ересь Бруно с учением о множественности миров, хотя характер этой связи и не был достаточно ясен. Косвенным подтверждением связи осуждения Бруно с его учением о множественности миров служило и то, что запрету и сожжению были подвергнуты книги философа. И наконец, самым важным свидетельством этой связи явилась та настороженность и враждебность, с какой церковь стала относиться ко всему, что хоть как-то напоминало ей идеи Бруно: запрет 1616 г. на распространение учения Коперника, осуждение в 1633 г. Галилея, неоднократные, хотя и совершенно неэффективные попытки запретить книгу Фонтенеля "Беседы о множестве миров" (1686) и многое другое.

В XIX веке, когда учение о бесконечности Вселенной и множественности обитаемых миров в ней получило повсеместное распространение, имя Бруно было занесено в почетный список "мучеников за науку", а в 1889 г. в Риме на Площади Цветов был установлен памятник, на котором написано: "Джордано Бруно от столетия, которое он провидел, на том месте, где был зажжен костер". Казалось бы, справедливость восстановлена, однако в этом же столетии была обнаружена часть считавшихся безвозвратно потерянными документов процесса по делу Бруно. Эти документы стали для историков подлинной сенсацией и заставили по-новому взглянуть на вопрос о причинах осуждения Джордано Бруно. В середине XX века католические историки А. Меркати, Л. Фирио, Л. Чикуттини пришли к категорическому выводу о полной невиновности церкви в этом процессе, где речь шла не о научных и философских вопросах, не о бесконечности и вечности Вселенной, а о вопросах богословия и религии. Джордано Бруно судили не как мыслителя, настаивали эти историки, а как беглого монаха и отступника от веры. В его дело церковь могла и должна была вмешаться. Способ, которым церковь это сделала, оправдывается той исторической обстановкой, в которой ей приходилось действовать, однако право вмешаться в этом и во всех подобных случаях для любой исторической эпохи остается прирожденным правом церкви, не подлежащим воздействию истории [3, с. 356].

Возможно, что сейчас, когда Ватикан официально признал неправоту в процессе Галилея, не исключено некоторое смягчение позиций и в вопросе об осуждении Бруно. Однако в целом следует признать, что у историков были серьезные основания для столь категорических высказываний. Из материалов процесса было действительно видно, что перед инквизицией предстал не мирный философ, а матерый враг, причем не только католической церкви, но и всего христианства. Что же касается ведения процесса, то скорее следует удивляться терпению следователей и судей. Судя по всему, они хорошо понимали всю серьезность брошенного церкви вызова и, как следствие, бессмысленность "выбивания" нужных показаний любой ценой. Инквизиции нужно было действительно добровольное и чистосердечное раскаяние Бруно. Именно поэтому он, видимо, бросил своим судьям ставшие знаменитыми слова: "Вероятно, вы с большим страхом произносите приговор, чем я выслушиваю его." Но чего же могли бояться видевшие немало различных еретиков и святотатцев судьи Бруно? Для того, чтобы ответить на этот вопрос и заодно понять, какую все-таки роль в осуждении Бруно сыграла его философия, рассмотрим сперва основные моменты инквизиционного процесса.

За что же его все-таки сожгли?
В начале многих трагедий были слова. Сперва слова новых, неслыханных ранее учений, затем старых как мир доносов.

В ночь с 23 на 24 мая 1592 г. Джордано Бруно был арестован инквизицией Венецианской республики. Основанием для ареста послужили доносы дворянина Джованни Мочениго. 26 мая начались допросы Бруно, а 2 июня, отвечая на вопрос о сути своей философии, Бруно сказал:

"В целом мои взгляды следующие. Существует бесконечная Вселенная, созданная бесконечным божественным могуществом. Ибо я считаю недостойным благости и могущества божества мнение, будто оно, обладая способностью создать, кроме этого мира, и другие бесконечные миры, создало конечный мир.

Итак, я провозглашаю существование бесчисленных миров, подобных миру этой Земли. Вместе с Пифагором я считаю ее светилом, подобным Луне, другим планетам, другим звездам, число которых бесконечно. Все эти небесные тела составляют бесчисленные миры. Они образуют бесконечную Вселенную в бесконечном пространстве" [2, c. 342].

Вряд ли, конечно, подобные взгляды показались следователю Салюцци бесспорными, однако в данный момент философия Бруно интересовала его лишь постольку, поскольку о ней упоминал в своем доносе Мочениго, рассказывая при этом о вещах, куда более страшных, чем иные миры. Так, Мочениго утверждал, что живший в его доме в качестве учителя Бруно в разговорах неоднократно отвергал догматы католической церкви, называл Христа обманщиком, дурачившим народ, издевался над непорочным зачатием, рассуждал о каких-то бесчисленных мирах, заявлял, что хочет стать основателем "новой философии" и т.д. и т.п. [1, с. 285].

Все подобные обвинения Бруно отверг категорически, а на первый (и обязательный!) вопрос следователя, знает ли арестованный, кто мог написать на него донос и нет ли у писавшего каких-либо причин для мести, Бруно сразу же назвал Мочениго и объяснил, что, хотя он добросовестно выполнил все взятые на себя обязательства по обучению Мочениго так называемому "луллиеву искусству" (моделированию логических операций с помощью символических обозначений), последний не желает рассчитаться и стремится всеми силами задержать Бруно у себя дома1. Тем самым, по закону донос Мочениго терял юридическую силу, а венецианские знакомые Бруно отказались подтвердить предъявленные ему обвинения. В принципе, Бруно мог надеяться на освобождение, но в этот момент на него поступил донос от сокамерников, которые сообщили, что Бруно издевается над их молитвами и проповедует какие-то ужасные вещи, утверждая, в частности, что наш мир - это такая же звезда как те, которые мы видим на небе [2, с. 373]. По закону этот донос не мог рассматриваться как дополнительное основание для обвинения, т.к. исходил от лиц, заинтересованных в смягчении своей участи. Однако он был приобщен к делу, а у инквизиции появились весьма серьезные сомнения в искренности арестованного.

Предвосхищая вопрос о возможности каких-либо провокаций со стороны инквизиции или просто ложных доносов, отмечу, что стремление лезть на рожон всегда было отличительной чертой характера Бруно. В воспоминаниях современников он сохранился как человек импульсивный, хвастливый, не желающий в пылу полемики считаться ни с чувством собственного достоинства противников, ни с требованиями элементарной осторожности и даже логики. Причем все эти, безусловно, не украшающие философа черты характера нетрудно обнаружить и в его всегда ярких, полемически заостренных сочинениях. Поэтому у нас нет особых оснований полагать, что доносчики - люди в основном малограмотные и богобоязненные - что-то специально выдумывали, чтобы опорочить Бруно. К сожалению, с этой задачей он справлялся самостоятельно. Вот, например, один из образцов ответа Бруно следователям, зафиксированных в "Кратком изложении": "Обвиняемый отрицал, что высказывался о девственности (богоматери - Ю.М.): - Да поможет мне Бог, я даже считаю, что дева может зачать физически, хотя и придерживаюсь того, что святая дева зачала не физически, а чудесным образом от святого духа. - И пустился в рассуждения о том, каким образом дева может физически зачать." [3, c. 383].

Сходным образом Бруно отвечал и на многие другие вопросы. Обвинения в прямых ересях и кощунствах он категорически отвергал, либо говорил, что его неправильно поняли и исказили его слова, либо, в сомнительных случах, выкручивался и утверждал, что имея сомнения и неправильные взгляды, держал их при себе и никогда не проповедовал. Понятно, что подобное поведение Бруно вряд ли могло убедить следователей и судей в его искренности и набожности. Скорее они могли предположить, что Бруно просто издевается над символами веры, и сделать из этого соответствующие выводы.

"Ты, брат Джордано Бруно, ... еще 8 лет назад был привлечен к суду святой службы Венеции за то, что объявлял величайшей нелепостью говорить будто хлеб превращается в тело (господне - Ю.М.)" и т.д. [1, с. 364]. Так начинался приговор, в котором Бруно был публично объявлен нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком, и после знакомства с материалами процесса нам трудно не согласиться с теми историками, которые утверждают, что согласно законам того времени, "дело Бруно" не было расправой над невинным. Другой вопрос, в чем конкретно виновен Бруно? Публично перечисляются кощунства, способные поразить чувства верующих, но ничего не говорится об обстоятельствах, в которых они произносились. Между тем, для вынесения приговора крайне важно знать, были ли эти слова частью еретической проповеди или они произносились в частной беседе, или вообще являлись риторическими оборотами в богословском диспуте. К сожалению, все эти "тонкости" в приговоре не разъясняются, а сам приговор напоминает скорее донос, чем юридический документ, содержащий четко выделенные причины осуждения.

Немало вопросов вызывает и то обстоятельство, что, имея дело с отпетым еретиком и святотатцем, инквизиция тянула дело в течение 8 лет, хотя в приговоре специально отмечалось похвальное рвение инквизиторов [1, с. 368]. Но разве для того, чтобы разобраться с кощунствами, требовалось столько времени, или у святой службы не было соответствующих специалистов, в присутствии которых Бруно вряд ли мог бы пускаться во фривольные рассуждения о непорочном зачатии? Далее, неужели для осуждения всех подобных богохульств понадобилось созывать конгрегацию из девяти кардиналов во главе с папой? Нельзя ли в связи с этим предположить, что церковь, обвиняя Бруно публично в грехах, понятных толпе, на самом деле наказывала его за грехи, о которых народу знать не полагалось?

Обращает внимание то, что уже в самом начале процесса люди, решавшие судьбу Бруно, прекрасно понимали, что имеют дело с человеком нетривиальным. Так, папский посланник, требуя от властей Венеции выдачи Бруно римской инквизиции, - а это требование было серьезным посягательством на независимость республики, - подчеркивал, что Бруно - это "заведомый еретик", судить которого следует в Риме, под надзором папы [2, с. 373]. В свою очередь, прокуратор республики Контарини настаивал на том, что Бруно необходимо оставить в Венеции. В докладе Совету Мудрых Венеции Контарини отмечал, что Бруно "совершил тягчайшее преступление в том, что касается ереси, но это - один из самых выдающихся и редчайших гениев, каких только можно себе представить, и обладает необычайными познаниями, и создал замечательное учение" [2, с. 374]. (Выделено мной - Ю.М.)

Вряд ли, конечно, прокуратор стал бы беспокоится из-за простого святотатства, а упоминание "замечательного учения" Бруно заставляет нас вспомнить, что и в доносах на него, и в письмах Шоппе нечестивость Бруно связывалась с идеей множественности миров, о которых столь часто любил рассуждать философ.

Из сохранившихся документов следствия видно, что на допросах по философским вопросам Бруно уже не ерничал и развивал взгляды, согласные или буквально повторяющие то, что он писал в своих книгах. Однако, судя по всему, его ответы не удовлетворяли судей. Так, мы видим, что следователь в Риме возвращается, и неоднократно, к ответам Бруно, включая изложение его учения о множественнсти миров, данное еще в Венеции. Новые ответы либо остаются без каких-либо комментариев, либо сопровождаются примечаниями типа: "Ha XIX допросе, по существу, отвечал в том же роде относительно множества миров и сказал, что существуют бесконечные миры в бесконечном пустом пространстве, и приводил доказательства." Или "Относительно этого ответа (о множественности миров - Ю.М.) опрошен на XVII допросе, но не ответил утвердительно, ибо вернулся к тем же показаниям." [3, c. 374].

И все же попытки утверждать, что Бруно сожгли "за множественность миров", коперниканство, бесконечность Вселенной или другие философские учения, наталкиваются на очень серьезные возражения. Так, А. Ф. Лосев вполне резонно указывает, что многое в учении Бруно было созвучно идеям его предшественников и последователей - Николая Кузанского, Фичино, Коперника, Галилея, Кеплера и других, но инквизиция почему-то отправила на костер только Бруно. Анализируя причины этой селективности, Лосев пишет, что роковую роль в судьбе Бруно сыграло то, что он развивал очень последовательную, без каких-либо оглядок на "христианскую совесть" версию пантеизма - философско-религиозного учения, как бы растворяющего Бога в природе, отождествляющего Бога и мир. Такое растворение, характерное для языческого, античного неоплатонизма, вело к фактическому отрицанию творца мира как надмировой абсолютной личности и, как следствие, к антихристианству и антицерковности. Вот за этот языческий неоплатонизм, считает Лосев, Бруно и пострадал [4, с. 471, 477].

Следует подчеркнуть, что выявление в учении Бруно неоплатонизма (пусть даже языческого) или пантеизма еще не объясняет ни антихристианство Бруно, ни того, почему он был именно сожжен. Сам Лосев отмечает, что во времена Бруно неоплатонизм был весьма распространен даже среди церковных деятелей. Однако люди, развивавшие эту философию, каялись затем в своих нехристианских чувствах, причем "каялись безо всякого принуждения, в глубине своей собственной духовной жизни и перед своей совестью. Совсем другое дело - Джордано Бруно, который был антихристианским неоплатоником и антицерковником в последней глубине своего духа и совести" [4, с. 471].

Сказанное Лосевым означает, что для понимания трагической судьбы Бруно мы должны, как минимум, попытаться понять, как у человека, воспитанного в рамках христианской культуры, могла отсутствовать "христианская совесть" и какую роль в этом отсутствии сыграла развиваемая философом концепция множественности миров. При этом, однако, надо учитывать, что осуждение Бруно вообще нельзя однозначно объяснить какими-либо "измами". Конечно, церковь боролась с ересями, язычеством и, тем более, антихристианством (например, с сектами всевозможных "сатанистов"), но само по себе наличие в учении того или иного прегрешения, пусть даже очень серьезного, еще не означало, что автора учения следует отправить на костер. Церковные иерархи нередко закрывали глаза на многие ереси, а папа Климент XIII, например, приблизил к себе обвинявшегося в атеизме философа Чезальпино. Тем не менее, этот же папа возглавил конгрегацию кардиналов, осудивших Бруно, хотя, справедливости ради, следует отметить, что он неоднократно использовал свой решающий голос для того, чтобы оттянуть вынесение окончательного приговора, надеясь на раскаяние подсудимого.

Мне кажется, что при анализе процесса Бруно резоннее спросить, не за что (причины для расправы можно найти всегда), а для чего его сожгли? Ведь в принципе подсудимого можно было без всякого шума "сгноить" в тюрьме инквизиции, где он уже просидел несколько лет. Однако церковь почему-то устроила публичную казнь, не объяснив толком, за что именно сжигают человека, точнее, обвинив философа в примитивных кощунствах. Впрочем, может именно в такой дискредитации мыслителя и состояла основная цель судей? Но это означает, что основную опасность представлял уже не сам Бруно, а его учение, которое могло распространяться благодаря тому, что ряд книг философа был издан. Это учение и требовалось как-то дискредитировать, продемонстрировав, что из себя представляет его автор - "нераскаявшийся, упорный и непреклонный еретик". Другой, конечно, вопрос, удалась ли и могла ли вообще удасться затея судей? Но сейчас нам важнее попытаться понять, почему учение Бруно представляло (и представляло ли) опасность для церкви?

 Отправлено: 12.07.07 20:23. Заголовок: Re:

Бруно (Bruno) Джордано Филиппе (1548, Нола, — 17.2.1600, Рим), итальянский философ и поэт, представитель пантеизма. Преследуемый церковниками за свои взгляды, покинул Италию и жил во Франции, Англии, Германии. По возвращении в Италию (1592) был обвинён в ереси и свободомыслии и после восьмилетнего пребывания в тюрьме сожжён на костре (материалы процесса Б. см. в книге «Вопросы истории религии и атеизма», т. 1, 1950; т. 6, 195.
В космологии Б. высказал ряд догадок, опередивших его эпоху и оправданных лишь последующими астрономическими открытиями: о существовании неизвестных в его время планет в пределах нашей Солнечной системы, о вращении Солнца и звёзд вокруг оси («О неизмеримом и неисчислимом», 1591), о том, что во Вселенной существует бесчисленное количество тел, подобных нашему Солнцу, и др. Б. опроверг средневековые представления о противоположности между Землёй и небом и выступал против антропоцентризма, говоря об обитаемости др. миров.
Как поэт Б. принадлежал к противникам классицизма. Собственно художественное произведение Б.: антиклерикальная сатирическая поэма «Ноев ковчег», философские сонеты, комедия «Подсвечник» (1582, русский перевод 1940), в которой Б. порывает с канонами «учёной комедии» и создаёт свободную драматическую форму, позволяющую реалистически изобразить быт и нравы неаполитанской улицы. В этой комедии Б. высмеивает педантизм и суеверие, с едким сарказмом обрушивается на тупой и лицемерный аморализм, который принесла с собой католическая реакция.

Большая Советская Энциклопедия.

 Отправлено: 16.07.07 21:07. Заголовок: Re:

Поместив информацию о Джордано Бруно, нельзя обойти вниманием и Коперника. Но все ли нам было известно об этом "ученом муже"?

Вячеслав Лопатин
КТО ТАКИЕ ЭТИ КОПЕРНИК, КЕПЛЕР?
Имя астронома Николая Коперника знакомо всем и не нуждается в особом представлении: поставив Солнце в центр мира, этот человек совершил настоящую научную революцию. Однако так уж получается, что мы вынуждены сомневаться в традиционной исторической версии, и история астрономии здесь не является исключением. К тому же, сомнительных моментов в последней содержится более чем достаточно.
Гелиоцентрическая модель Коперника, перевернувшая мировоззрение людей, была, на самом деле, не нова. Учение о том, что Земля вращается вокруг Солнца, было известно еще древнегреческой науке, прежде всего, в лице астронома Аристарха Самосского, жившего почти за два тысячелетия до Коперника. Сам же Аристарх основывался на учении Пифагора, насчитывавшем к тому времени уже около трехсот лет. Конечно же, странно, что античные знания куда-то пропали и в течение огромного промежутка времени, от Аристарха до Коперника, находились в каком-то небытии. Но данная статья не столько об этом случае, который, безусловно, является историческим мифом, сколько о тех, кто «возрождал» античную астрономию.
Странности начинаются с самого появления «нового» учения о гелиоцентризме. Это учение при Копернике, да еще и долго после него, называли пифагорейским. То есть Пифагора, несмотря на длительное забвение, хорошо знали. Однако Аристарх Самосский при этом был неизвестен: впервые европейцы познакомились с ним уже после смерти Коперника. Получается, что польский астроном парадоксальным образом опередил своего древнегреческого коллегу.
Кто же такой был этот Коперник?
Биография Николая Коперника (1473-1543) известна, вроде бы, не плохо, но туманных и непонятных моментов, вызывающих удивление и заслуженное недоверие, в ней предостаточно.
Как и большинство великих ученых прошлого, Коперник был мастером на все руки. Остается загадкой, как он и его предшественники успевали заниматься буквально всем и во всем достигать успеха. Коперник не был профессиональным астрономом и занимался астрономией в свободное от основных занятий время. Он был врачом и в ходе медицинской практики, направленной на борьбу с антисанитарией, «изобрел» бутерброд. Он был священнослужителем, администратором, физиком, механиком… Ему также принадлежит введение в Польше новой монетной системы.
У Коперника не было профессиональных астрономических инструментов, поэтому ему пришлось самостоятельно смастерить их из дерева. С помощью таких самопальных, сделанных «на коленке», приборов он пытался уточнить известные параметры движения небесных тел. И - надо же - достиг в этом деле успеха. Его имя докатилось до Рима, где ему, наряду с другими астрономами, предложили поработать над календарной проблемой. И Коперник не подкачал. Не имея точных инструментов, он, тем не менее, определил продолжительность года потрясающе точно, - ошибка составляет всего 28 сек. Когда спустя почти сорок лет после его смерти папа Григорий проводил известную календарную реформу, в ее основу были положены расчеты Коперника.
Свое главное детище - гелиоцентрическую модель вселенной - Коперник почему-то не хотел обнародовать в течение почти тридцати лет. Считается, что публиковать такую вещь было опасно, так как данная концепция противоречила той, которой придерживалась церковь. Такое объяснение не подтверждается. Когда Коперник все же согласился на публикацию, и его книга «О вращениях небесных сфер» вышла в свет, никакой негативной реакции со стороны Ватикана не последовало.
За несколько лет до выхода книги ученик Коперника астроном Ретик издал свою работу, в которой в целях популяризации гелиоцентрической модели изложил ее в доступной для широкого понимания форме. Теория Коперника была известна всем, чьи интересы лежали в соответствующей области, и вызвала оживленную дискуссию. Поэтому считать, что, возможно, в Риме о ней ничего не слышали, нет никаких оснований. И Коперника, и его теорию там хорошо знали, более того, с ней там познакомились еще до того, как о ней поведал миру Ретик. Но - странное дело - запрет на книгу Коперника и его еретическое учение появился лишь спустя более чем семьдесят лет после смерти ученого. Чего же, спрашивается, так долго ждали?
Своим гонением на себя учение Коперника целиком обязано деятельности Галилея. Именно в результате пропаганды Галилеем в своих работах гелиоцентрической идеи, книга Коперника попала в Индекс запрещенных книг, а самому Галилею было запрещено упоминать и распространять «ложное пифагорейское учение» (не коперниковское, а именно пифагорейское). Создается впечатление, что без Галилея учение о гелиоцентризме преспокойно бы здравствовало, не подвергаясь никаким гонениям. Почему же так произошло, ведь Галилей не говорил ничего нового, а лишь повторял Коперника?
Удивляет и то, что гелиоцентрическая идея была основной в учении Галилея, и что он ее так рьяно отстаивал. Так ревностно, как свою собственную, и так горячо, что не послушался даже запрета инквизиции и довел дело до судебного разбирательства, которое могло стоить ему жизни. Все кончилось публичным раскаяньем в своих заблуждениях, которое Галилей совершил, стоя на коленях перед многочисленным собранием. Так не является ли Галилей настоящим автором гелиоцентрической модели? А Коперник, с его биографическими странностями, - всего лишь поздней выдумкой, которых критический анализ истории нашел уже не мало?
Приглядимся к этим двум героям более внимательно.
Галилео Галилей (1564-1642) - известный итальянский философ, астроном, физик, изобретатель, основоположник современного естествознания. Как видно, он, как и Коперник, успешно прилагал свои силы в различных сферах деятельности. Как и Коперника, его привлекала медицина, математика, механика. Оба занимались гидростатикой и построили гидравлические механизмы. Галилей лично ознакомил со своими астрономическими открытиями папу Павла V, а Коперник посвятил свою книгу «О вращениях» папе Павлу III. Уж не списана ли биография Коперника с биографии Галилея?
Галилей родился почти через 90 лет после рождения Коперника. Оба поступили в университеты с разницей в 90 лет. Оба, недоучившись, оставили учебу и покинули университеты. От одного случая до другого - 90 лет. Коперник поступил в Болонский университет, и спустя 90 лет там оказывается Галилей. Коперник все жаждет знаний и снова поступает учиться: на этот раз в Падуанский университет. Через 90 лет в Падуанском университете начинает работать Галилей.
Ранее я неоднократно писал о хронологических циклах в 90 и 99 лет, наличие которых демонстрирует искусственность истории. Здесь, кажется, эта идея находит свое очередное подтверждение. Смотрим на нашу пару дальше.
Коперник после своих мытарств по родине Галилея возвращается домой, во Фрауенбург. Через 99 лет Галилей переезжает во Флоренцию. Не есть ли здесь игра в схожие названия, которой предавались авторы биографии Коперника? Дома Коперник занимается медициной, но забавно, что у Галилея есть брат - врач, который живет в Польше, на родине Коперника.
В 1533 году римский папа ознакомился с теорией Коперника: никаких публикаций еще нет, но Ватикан уже в курсе. Спустя 99 лет римский папа также знакомится с данной концепцией, на этот раз изложенной в только что вышедшей книге Галилея. После чего и было решено призвать автора на известный суд. И это несмотря на то, что папа Урбан был давним приятелем и покровителем Галилея.
На суде, состоявшемся в 1633 году, Галилей отрекся от еретического учения. За 90 лет до этого умер Коперник, который, как утверждали злые языки, на смертном одре тоже отрекся от своего учения. Галилей же умер через 99 лет после Коперника.
Все известные памятники Копернику были поставлены только лишь в XIX веке. Тогда же впервые вышло и полное собрание его сочинений. Так был ли Коперник?
Еще немного о Галилее.
В молодом возрасте Галилей написал труд по гидростатике, в котором изложил открытую им методику определения плотности драгоценных металлов и камней. Ну как тут не вспомнить знаменитого античного грека Архимеда, которому приписывается то же самое?! Более того, спустя четверть века Галилей возвращается к теме и публикует «Рассуждения о телах, пребывающих в воде», то есть явно «строит» из себя второго Архимеда. Галилей опровергает мысль Аристотеля (еще более седая древность) о том, что лед - это более плотная вода. В качестве аргумента он приводит тот факт, что лед плавает, не тонет, и, следовательно, его плотность меньше, чем плотность воды, - вывод, над простотой и очевидностью которого посмеялись бы античные ученики Архимеда.
Галилей изобрел термометр, а помог ему в этом… Герон Александрийский, живший в первом веке. Этот человечище оставил след в математике, механике, гидравлике, пневматике, автоматике… Такое впечатление, что античные ученые и философы - это современники Галилея, а сам он и есть настоящий Архимед.
Однако разобраться, кто же был раньше, кто позже, не так просто. Если античная наука - это наука эпохи Галилея, то это означает, что мы плохо знаем его время. Небольшой штрих: труд упомянутогоГерона по геодезии «всплыл» только лишь в начале XIX века, а его трактат по геометрии «нашелся» вообще лишь в конце того же века. Очевидно, что здесь не все чисто, и мы имеем дело с «липовыми» биографиями. Но можем ли мы тогда быть уверены, что в случае с Галилеем все обстоит иначе?
Галилей подозрителен и тем, что он, как и его античные «друзья», слишком разносторонен и имеет много достижений в различных областях. Малоизвестный факт: помимо всего прочего, Галилей был прекрасным художником, к тому же, знаменитым, и к нему за советами обращались первые художники Флоренции. По части музыкального искусства молодой Галилей превзошел своих учителей - лучших флорентийских мастеров.
Сомнение в достоверности биографии Галилея вызывается еще и тем фактом, что его время, даже по традиционной истории, содержит пока еще много темных и противоречивых событий. В качестве примера рассмотрим детали биографии современника Галилея великого немецкого астронома и математика Иоганна Кеплера (1571-1630).
Известно, что Исаак Ньютон, задумавшись над тем, почему предметы падают на землю, открыл закон всемирного тяготения. Однако все это было уже известно Кеплеру до Ньютона. Будучи астрономом, Кеплер считал, что Солнце заставляет другие планеты вращаться вокруг него посредством физической силы притяжения. Эта сила, считал он, действует повсюду. Вот что он под ней понимал: «Тяжесть есть взаимная склонность или влечение между двумя телами одного рода, заставляющее их соединиться наподобие того, что замечаем мы в магните; так что Земля притягивает камень гораздо сильнее, чем притягивается им сама». И далее развивает эту мысль так, что Ньютон с его размышлениями по поводу упавшего яблока выглядит просто невежественным школьником. Точнее, должен выглядеть, но он предстает совсем в другом свете.
Сделав ряд важных открытий, Кеплер стал знаменитым, по крайней мере, в кругах ученых. Он писал письма Галилею, и тот, вроде бы, был знаком с его достижениями и, естественно, с самим фактом его существования. К тому же, Кеплер был чуть ли не единственным из крупных ученых, кто, не считая самого Галилея, отстаивал взгляды Коперника. Можно представить, кем он должен был быть для Галилея. Но! Ни в одном из своих сочинений Галилей не упоминает ни законов Кеплера, ни его самого.
Кеплер рассчитал траекторию Венеры и определил, что эта планета должна проходить через диск Солнца - событие тогдашним астрономам неизвестное. Более того, он точно предсказал год, когда это должно случиться. Учитывая известность Кеплера и значимость этого сообщения, невозможно представить, чтобы оно могло остаться без внимания со стороны астрономического сообщества. Однако астроном Эдмунд Галлей, намного позже Кеплера «открывший» проход Венеры через Солнце, писал, что до него это предсказал «какой-то англичанин». Странно, опять мы видим, что Кеплера словно не существует.
Еще Кеплер изобрел подзорную трубу до ее первооткрывателя Галилея, определил плотность воздуха до известных опытов Торричелли, высказывался по теории максимумов до Ферма и, вообще, считал, что все относительно. (Не все, конечно, а только системы отсчета, но и этого для того времени много.)
Кеплер был астрологом и являлся пифагорейцем в большей степени, чем Коперник или Галилей. Считая, как и Пифагор, что все во вселенной должно находиться в числовой гармонии, он пишет трактат «Гармония мира», в котором излагает идею о пропорциональности отношений параметров планет. Этот труд венчает тридцатилетнюю работу астронома по поиску закона всеобщей гармонии. В книге он также указывает на соответствие между расстояниями планет и музыкальными тонами. Ну чем, спрашивается, не Пифагор с его «музыкой сфер», который утверждал то же самое?
Может показаться, что пифагорейская каббалистика Кеплера является плодом средневекового невежества и не относится к рассматриваемой теме, но это не так. Оказывается, под идеей гармонии сфер есть научная основа, но появилась она, опять же, позже Кеплера. Ею занимались два других Иоганна: его соотечественники Тициус и Боде в конце XVIII века, положив этим начало представлению о квантованности планетарных орбит.
На основании оккультных вычислений Кеплер предрек, что у Марса должно быть два спутника, а у Сатурна шесть или восемь. Эту мысль он изложил в одном из своих писем Галилею. Позже эти пророчества подтвердились: в 1877 году были обнаружены оба спутника Марса, а в 1848 году - восьмой спутник Сатурна. Никакой научности в данном предсказании Кеплера нет: либо он просто угадал, либо информация об этом случае является поздней фальшивкой.
Кеплер был чрезвычайно плодотворным, из под его пера вышло сорок пять сочинений. Однако в его времена была издана лишь их малая часть. Полное собрание его трудов вышло только во второй половине XIX века. Кстати, на латыни.
Большая часть оригиналов его неизвестных сочинений до этого хранилась (может, и сейчас хранится) в Пулковской обсерватории, куда они попали стараниями Екатерины Великой. Среди них есть автобиография Кеплера, которая сильно отличается от той, что писали его биографы.
К слову, Кеплер писал о себе, что, будучи студентом (замечу - нищим студентом), он купил книгу Юлия Скалигера, которая произвела на него сильное впечатление. Это кажется совершенно невозможным, потому что книги в то время были чрезвычайно дороги. Доступными для приобретения не богатыми людьми они станут намного позже.
Считается, что на могиле Кеплера был поставлен памятный монумент. Известно даже, что на нем было написано. Однако никаких следов его не осталось. Тот памятник, который можно увидеть сегодня, был сооружен в 1808 году, спустя якобы почти два века после разрушения старого.
Кстати, первый памятник Галилею был поставлен лишь в 1737 году - почти через столетие после его смерти. Он был установлен в церкви Санта-Кроче, в которой тогда был перезахоронен прах ученого. Первый же городской памятник появился во Флоренции только лишь в XIX веке.

Январь, 2007

 Отправлено: 22.07.07 20:10. Заголовок: Re:

Спасибо за Джордано.

 Отправлено: 22.08.07 06:37. Заголовок: Re:

Об уровне эволюционного развития Д. Бруно говорит такое его четверостишье:
"...Отсюда ввысь стремлюсь я, полон веры,
Кристалл небес мне не преграда боле,
Но вскрывши их, подъемлюсь в бесконечность.
И между тем, как все, в другие сферы
Я проникаю сквозь эфира поле,
Внизу — другим — я оставляю Млечность..."
Эти стихи Джордано Бруно опубликованы в сборнике «Европейские поэты Возрождения», Москва, «Художественная литература», 1974).